|
ПРОЙДЕННОЕ
ГУД БАЙ, ЛЕНИН!
Музыка Яна Тирсена. Слова народные.
Сон.
Снилось что я с девушкой. Похожей на ту, далекую, но другой. С другим именем. С именем к которому я равнодушен. Аня. Не припомню случая что у снящегося мне незнакомого человека было бы незнакомое имя, запомнившееся мне по утру. Я еще подумал, что это все-таки была Она и удивился «почему ее вдруг зовут Аней?» И еще Аня была ее моложе. Даже моложе ее той, тогда… Но похожа невероятно. Мимика, ужимки, РОТ, в-о-л-о-с-ы. ВзгдядЫ. Улыбки. Смех. Что мы в какой-то комнате. И нам пора уходить. И как всегда надо что то еще сказать-сделать и как всегда невозможно потому что некогда и ни к месту и ни ко времени и вообще... И уходя – на выходе о чем-то долго толкую с привратникам. На выходе – уходя ясно что это общежитие. И надо ехать. И Город. И сумерки. И город чужой и сумерки неясные утро/вечер ли не разобрать. Может просто день, но ночь не спал. Может просто ночь, но ходят трамваи, автобусы и мы едем все-таки вместе, но у разных дверей-входов-выходов, а я смотрю не на нее (дурак) а (как всегда) на Город знакомый-незнакомый, свой-чужой. И мимо-над проплывает фасад с огромноым барельефом головы Ленина в профиль и подъехав близко я увидел что Ленин, его борода, губы, ноздри создан вбитыми в фасад на разную глубину штырями (или штырями разной длинны). Пока я удивлялся простоте и нелепости такого решения автобус вновь тронулся и я посмотрел на нее, как она сошла с задней площадки держа сына за руку и я попытался ей показать что выйти надо было не здесь, на площади с трамвайными путями, а дальше (возле церкви) но автобус качнулся и погнал оставляя ее сзади и я хотел выйти но водитель гнал и потом очень долго, невыносимо долго, невозможно долго разворачивался на площади с церковью, и водитель хороший мужик не хотел меня выпускать под проливной дождь, он хотел вернутся туда, на площадь с трамваями и подобрать ее, но там на пустой площади под проливным дождем никого уже не было…
Она.
Я встретил ее неделю спустя на Невском. Ей семнадцать, она учится на лингвиста. Она шла по Невскому невероятно летняя и все смотрели на нее и улыбались. Я подарил ее цветы и проводил ее до ОБЩЕЖИТИЯ. Я не был внутри, но в общем, я представляю себе интерьер, потому что Она выглядела именно ТАК (похожа невероятно. Мимика, ужимки, РОТ, голос, в-о-л-о-с-ы. ВзгдядЫ. Улыбки. Смех.) и надо ли добавлять, что ее звали АНЕЙ!!!
Осознание.
Лишь на следующий день до меня дошел весь ужас ситуации. Вчера я был слишком поглощен ее сходством с той, далекой, и собственным двусмысленным положением, но утром едучи в трансфертном автобусе и наблюдая за водителем, за невозможно долгим разворотом, и узнав его я вспомнил тот сон недельной давности. Но что я мог? Позвонить ей и сказать, Аня, знаешь, ты мне снилась на прошлой неделе? Мне снилось что я встречу тебя и тебя потеряю? Да даже если бы я вспомнил об этом сне сразу и сказал бы Она бы не поверила. Банальная фраза. Немыслимая ситуация. Так что остаток командировки прошел тихо. С тихим пониманием что я смотрю теперь в подробностях наскоро прокрученный перед тем фильм. Знаю основные повороты сюжета и развязку. Мне оставалось только ехать в автобусе поддерживая нужный уровень алкоголя в крови, чтобы не наделать глупостей на трезвую голову…
Погода.
С момента как мы познакомились погода неизменно зависела от нас. Как только я начинал впадать в тоску от осознания невозможности наших отношений, становилось пасмурно. Но стоило мне дозвонится, услышать ее голос и т.п. как вновь выходило солнце так что к обеду температура достигала 20. Особенно скверно было когда она опоздала на полчаса и я уверен был что вообще не придет и трубку не брала и на СМС не отвечала, а я зная город не многим лучше нее (а она в городе неделю) не слишком внятно назначил место встречи, (телефон садясь отключался и я торопясь не мог подумать и ориентиры назвал не самые приметные). В общем тучи над Гостиным Двором сгущались и поднимался ветер так что редкого вида архи идея в горшке норовила свалится со столика на мостовую и куртуазно сидеть не получалось. Пока я ждал-искал, курил-звонил, надавал кучу зароков что если увижусь-таки с ней - то… Решив так - собрался, назначил время Ч, когда позвоню в последний раз. Дождался. Позвонил. Ответила. Встретил. Буквально с АВТОБУСА снял. Еще минута бы и укатила бы. Подарил. Проводил. Простился. Говорили о погоде. Я думала уже дождь пойдет. (Я ВЕДЬ ТОЖЕ Я ВЕДЬ НЕ НАДЕЯЛСЯ ЧТО ВСТРЕТИМСЯ) Да нет. Дождя не будет. Вот видишь солнце уже. Дождь пойдет когда я буду уезжать. (Когда мы расстанемся навсегда… Сон-то – в руку) Надо ли говорить, что в субботу после обеда солнце скрылось и к вечеру хлынул ливень. Первый за неделю. И лил как из ведра, и я укрылся в маленьком кафе-клубе (кстати, рекомендую - «Джаз-Тайм», Моховая,41) и в ожидании поезда попивая глинтвейн и слушая неплохое выступление джаз-бенда (чудесные на самом деле ребята) в компании ровесников думал с успокаивающей горечью о том что здесь ей не место здесь ей было бы скучно что мы не пара что она сошла на своей остановке а я еду дальше… И когда я спешил на «Стрелу» дождь перестал, и город провожал меня похорошевший, обновленный. И садясь в поезд я разгадал последний, кажется, ребус своего сна – я всю неделю расшифровывал этот сон эпизод за эпизодом – никак не мог понять причем тут Ленин… Город-то Ленинград!***
МАРШРУТНОЕ ТАКСИ 2000.
(О том, как я прожил три года спиной вперед)
Среди вещей, окружающих меня в повседневной жизни некоторые принадлежат тебе безраздельно. Пример тому маршрутное такси.
Каждый раз вскидывая руку или вставая в очередь я чувствую как пульсирует во мне и вокруг меня время. Как колотится оно в у меня в груди, стучит в висках, как перед встречей. Первой или последней (все наши встречи были последними…).
Втискиваясь в салон микроавтобуса, я ПОПАДАЮ в межвременье.
Нет-нет, я не сажусь на заднее сиденье – искушение велико, но подобный опыт возможно смертелен. Я не сажусь и лицом вперед, рядом с водителем – за спиной призраки бывают особенно изощренны. Я сажусь впереди, спиной к водителю, чтобы держать ситуацию под контролем. Но мое благополучие хрупко. Стоит кому-нибудь неосторожно произнести: «- На следующей остановке остановите!» - и ТВОЙ ГОЛОС нетерпеливо и естественно вливается в знакомую фразу, и вот уже как при двойной экспозиции всплывает безнадежная своей свершенностью - совершенностью картина...
Ты и я на заднем сидении. Иногда держу тебя за руку. Иногда твоя голова на моем плече. Бывает - твои глаза закрыты. Бывает - ты смотришь в окно (и никогда – на меня). За окном поздняя осень или ранняя весна. За окном поздний вечер. Темнота и сырость. Играет радио. Маршрутка урчит и покачивается. В перерывах между передачей денег и нечастыми в этом отдаленном районе остановками люди дремлют или едят чебуреки. Я дышу твоими волосами, зажмурившись, безмятежный, или любуюсь (украдкой, бесконечно, на одном дыхании) тобою, но чаще – твоим отражением в темном мокром стекле, и улыбаюсь должно быть безотчетно. Но в какой то момент улыбка сломана, я точно пробужденный преждевременно не в силах уже смотреть на тебя вот так, просто, точно чувствуя за собой вину, чувствуя на себе чей то взгляд, чувствуя сломанную свою улыбку, смотрю куда угодно, только не на тебя, т.е. смотрю просто вперед, и неуютное странное зыбкое смутное ощущение предстоящего ужаса (темнота пробегает у меня по спине оставляя холодный влажный след) заставляет меня отстранится от тебя, выпустить твою руку и, я, если и смотрю теперь на тебя, то будто уже издалека, и так твоя первозданная, дикая красота еще ярче, неизбежней и что-то гонит меня все дальше от тебя, от себя в этом раю, в твоих волосах, в твоих ладонях, в твоем дыхании. И вот я все дальше от тебя, я смотрю вперед, ОТРЫВАЮ взгляд от тебя, и смотрю ВПЕРЕД отрываясь от тебя, покидая раньше срока этот душистый бархатный золотистый рай и смотрю вперед напряженный, отчужденный, обреченный. Почему? Зачем? Возможно в этот момент я встречаюсь взглядом с собой, одиноко сидящим на переднем сиденье…
НАПРОТИВ ДРУГ ДРУГА.
Если быть точным все предложения должны начинаться с нее.
Все с "Она". Все она. Но штука в том, что начинать-то и
нельзя. Надо заканчивать. Заканчивать лучше с него.
Напротив друг друга. Стол кафе как теннисный корт. Мячики-
взгляды: все время ќout›. Он (почему-то) смущает ее.
-Ты какая-то скованная.-Почему ты такая напряженная? -Ты
держишь меня в напряжении.-Как ? -Ты отгораживаешься от
меня, сохраняешь дистанцию.
Он (естественно) смущает себя своим несоответствием
происходящему, руками-ногами. Он не знает куда их деть,
куда деться. Отчасти ее достойны только его глаза и его
слова. Но глаза он вынужден прятать. А слова . zero. Он
отдает себе в этом отчет. Непрерывно. Он отчитывается за
каждую секунду удовольствия видеть ее. Двойной монолог .
внешний (о том какое счастье просто быть рядом с ней ), и
внутренний (о том какое это свинство . даже просто быть с
ней рядом) . складываясь из двух равных по величине и
противоположных по направлению частей в результате не дает
почему-то нуля. Нет равновесия. Все может рухнуть в одно
мгновение, возможно одно мгновение тому назад.
Он запивает кофе водой, чтобы не забывать его вкус. Также
он поступает с ней: он отводит взгляд на мгновение и когда
он вновь смотрит на нее, она красива по-новому, красива
вновь. Он не устает удивляться этой ее способности каждое
мгновение быть прекраснее чем мгновение назад, любое
нехитрое, в общем, действие . собрать волосы, распустить
волосы, снять пальто, одеть пальто не просто изменяет ее .
поднимает на еще одну ступень. Он говорит. Он отделяет
словами мысли от чувств, ее от себя, будущее от прошлого.
Когда (если) он скажет последнее слово, останутся только
мысли, он и прошлое. ќЯ должен объяснить тебе (как будто
кто-нибудь, что-нибудь способен объяснить).я должен сказать
(все что в скобках он ей так и не скажет) дело в том (что
ты действительно самая восхитительная замечательная милая
красивая девушка из всех, кого мне доводилось встречать. Но
дело даже не в красоте, красивых - не настолько, но
достаточно красивых - много. Дело в том что будь ты просто
девушкой с обложки мы могли бы встречаться, чем черт не
шутит, . могли бы даже стать любовниками. Будь ты просто
милой девушкой, могли бы стать друзьями. Будь ты человеком
из моего прошлого, могли бы видеться иногда, видеть друг
друга в глазах друг друга, пить кофе. Улыбаться. Но ты
девушка из моего будущего. Того, которое теперь уже никогда
не наступит, потому что я, не сейчас . лет семь назад,
отказался от него, не решаясь в него поверить. Не смея
поверить в тебя.)
-Мне бы встретить тебя лет семь назад.
-Семь лет назад мне было двеннадцать.
дело в том что ты слишком красива. Я не смогу быть твоим
другом. (А большего я не могу себе позволить.)
-А разве у нас есть какие-то табу?
Тогда-то впервые он почувствовал намек на это бесконечное
счастье и укол этого липкого страха.
-Всегда есть какие-то табу.
Тогда-то он солгал ей во второй раз.
Дело в том что я (не собирался больше звонить тебе. Я решил
исчезнуть пока еще не слишком поздно. Нет у меня никакого
права влезать в твою жизнь, нет права на тебя, на счастье с
тобой, и не встреться мы сегодня случайно . он еще не
знает, что вот так же, случайно . он будет встречать ее
снова и снова, раз за разом, в разных концах города когда
не будет у него ни сил ни надежды, будто судьба нарошно
сталкивает их лбами, будто в городе не десять миллионов
человек а только двое, будто он должен понять что то и
никак не усвоит урока . не встреться мы сегодня случайно,
мы бы не увидились больше и не пришлось ничего объяснять) в
том что нам лучше расстаться. Он знает, что чем больше он
будет объяснять, тем глубже будет погружаться в эту
трясину. Слова сочаться из него как ручьи из сугроба. Что-
то растекается вокруг, что-то уходит в землю. Только белого
снега все меньше. Все больше черной грязи. Он пытается
замолчать. Отчаянно пытается замолчать. Отчаянно пытается
запомнить ее лицо. Лицо своего несвершившегося будующего.
Своего невозможного счастья.
- Почему?
- Потому что (ему предстоит четыре года
беспредельного счастья и нестерпимой пытки) я женат.
Как описать это ее лицо?
- Потому что ты . что?
- Потому что я женат. И у меня ребенок.
Небо не рухнуло на землю. Он сказал это. Неким голосом.
Почти своим. Почти спокойным. Самое страшное позади. Он-то
думает что теперь все позади. Он готов нет не готов (можно
ли быть готовым к смерти?) он просто ждет чего угодно. Что
она залепит ему пощечину. Плеснет ему в лицо свой морковный
свежевыжатый. Засмеется. Встанет и уйдет молча и навсегда.
Он был готов ко всему. Он сидел свежевыжатый, чувствовал на
щеке не отвешенную пощечину и ему казалось что все сейчас
смотрят на него. Она болезненно как то улыбнувшись взяла
сумочку, встала и ушла. Он ждал этого и ничего не мог
предпринять. Не мог позволить себе ничего предпринять. Она
встала и как всегда, когда меняла что-то стала красивее, и
все теперь и вправду наверное смотрели в их сторону, а он
не мог пошевелится взгляд не мог перевести и когда она
вышла из-за столика он так и смотрел на опустевшее место.
Пустое место. Стул. Стакан недопитого сока. Тлеющая
сигарета в стеклнной пепельнице. Он ждал что она уйдет. Он
знал что так должно случиться. Бог знает сколько времени
прошло, пока н сиде л напротив пустого стула, недопитого
сока. Он успел выйти из оцепенения, допить остывший,
слишком сладкий на дне кофе, попросить счет. Кафе было
хорошее, пепельницы меняли непрерывно и он не имел
представления, сколько успел выкурить. С тех пор, как она
ушла. Она ушла. Он ждал этого. Но он не ожидал, что она
вернется. Она вернулась. Тогда когда надежды на это уже не
было (значит вначале она все-таки была?! . с той поры это
станет ее неотъемлимым атрибутом . появляться тогда, когда
он потеряет надежду). Она села на прежнее место. Опять
другая. Еще прекраснее, чем была. С почти сухими глазами.
Со стороны сразу и не скажешь, что плакала. Она села
напротив и сказала своим колокольчиковым голосом
- Давай погуляем немного?
|
|